the chariot // father bennett
✦ tarot ✦

---

ты служишь церкви вот уже много лет, и в отличие от маркуса — исключительно по своей воле. как-то ты даже взялся писать санктус, но всё кончилось первым стихом. в твоей жизни всё, так или иначе, заканчивалось первой главой: служебные назначения, книги, женщины, даже неловкая попытка вернуться в семью. единственное в твоей жизни, что кончилось, даже не начавшись — это мирная жизнь при храме святой софии, которой покровительствовал твой старый учитель, но ведь это так, морок; назначение, которого ты и без того опасался. зато теперь у тебя жёсткая, кочевая жизнь, требующая необычных рудиментарных умений, например, раз в день стирать свой белый воротничок под рукомойником на заправке.

чтобы о ком-то отзывались с той же брезгливостью, с какой отзывается о тебе вся церковная рать, включая кардинала, недостаточно просто держаться нейтральной стороны. нужно быть и там, и там, и здесь — сразу везде, во всех местах одновременно, и ни в коем случае не быть объектом всеобщей любви. люди вообще не любят тех, кто заставляет их напрягаться, кто заставляет их раздумывать над собственными словами и защищать уже оглашенный выбор. и всё же, расстояние между тобой и людьми должно быть тесно заставлено, ведь люди хотят опираться на знакомые комоды и перепрыгивать через известные им стулья, миновать понятные им заводи зеркал, — ты из тех, кто может подать руку, даже если с течением лет вывел из разросшейся пустоты лишь горячее рыхлое вещество — равнодушное объяснение небес (да и ещё бог знает что).

cunctis enim diebus vitae suae comedit in tenebris et in curis multis et in aerumna atque tristitia

ибо все дни его-в темноте, и в плаче, и в сильной ярости, и в страдании, и в огорчении.

карта cheth, возничий, человеческий рот для правды — кульминация всего предшествовавшего, идеологическое отступление, путь гебуры через эдем — яд и гнев божий; чай из его цветов на древе жизни успокаивает сердце, а отвар из коры способен быстро очистить кровь. таким как ты нельзя останавливаться, время буквально поедает тебя, как дракон нидхег: он грыз кости мёртвых, чтобы те страдали и возрождались вновь. а твоё прошлое грызет тебя, чтобы в настоящем ты не успевал задумываться, стоит ли бежать или время первых давно ушло.

где-то в твоём подсознании существует осознание зла, хотя, нет, скорее даже ощущение зла, ведь весь прочий мир под твоими руками — сплошное белое пятно, сцепившиеся параллели, исключительный логический довод. и это ощущение как una spiacevole constatazione — негромкое замечание мемфиса, без которого не сработает ни одно противоядие. скажем так, рассохшийся песок у восточных берегов иордана оставляет тебя равнодушным, а потому остаётся простым пятном на карте до тех пор, пока не коснётся тебя, но не мимолётным пятном жалости, а верёвкой на шее, как у повешенного. и тогда убийства в тех шести домах — обращаются злом, направленным не только против места, которому ты служишь, но против тебя самого. оно же рождает в тебе ответное зло, пусть даже бесплотное, не осознанное, но поднимающее пепельный, душный ветер.

и вдруг, между тобой и беспокойной серой точкой под потолком — точкой естественного, первородного зла — возникает некая связь.

---

поговорим об отце нашем всевышнем, о регалиях католической власти, сомнительных библейских мифах, концептуальных образах арканов и экзорцизме в духе горфена — кратенько и по существу о сюжете. а если серьёзно, то мы просто ебнулись и завернули хитровыебанный сюжет в таро, который я обязательно тебе расскажу во всех подробностях, когда ты решишь, что тебе надо ввязаться во что-то подобное.

беннет — это крестный отец всего нашего сюжета, католический «папочка» с непробиваемым лицом, карманной библией и в белом парадном воротничке священника, не брезгающий оружием, мордобоем и прочими нечестивыми методами борьбы за идеалы. на службе — правильный, пунктуальный, немногословный и вежливый; в жизни — периодически хочет прострелить маркусу (повешенному) затылок за хуевые шутки и упрямство, но приходится только пользоваться своей властью и лишать сана. мы тащили костяк образа из «изгоняющего дьявола» со строгого чёрного парня, поэтому, если тебе хочется рассмотреть его со всех сторон — смотри канон; не хочется — создавай своё в той мере фантазии, в какую тебе вообще захочется залезть. всё, что нужно понимать — это то, что беннет, этот серьёзный строгий священник с ебалом на ноль, на самом деле та ещё чувствительная штучка с понтами парня из большого города и солидным званием по ватиканским меркам; проще говоря, он простой человек, но, как и все чиновники — имеет достаточно терпения, чтобы в большинстве случаев носить на себе вот эту вот маску «папочки». джерри (башня) у меня пиздливый и доебистый, мёртвого из могилы поднимет, чтобы выяснить правду, всё-таки бывший коп, поэтому их знакомство не обещает быть гладким и нежным, зато будешь из нас самый интеллигентный, если выдержишь момент напряжения и не втащишь кому-то с  первых минут. но, вообще, по моим расчетам и исходя из того, что беннет — больше верующий на бумажке, чем по жизни (по жизни он слишком много разгребает за всеми говна), они с джерри найдут хороший коннект, а всё святое оставим маркусу, которого ты, кстати, очень некрасиво лишил сана — просто за то, что тот наставил на тебя пистолет. нельзя быть такой мстительной дрянью, беннет, ты же лицо и целая пиар-кампания католической церкви.

со всеми вопросами, предложениями, идеями, а также примером поста — буду ждать тебя в лс, помогу, посмотрю и сориентирую, потому что наш каст — это 100% про сюжет и встратейшие его ответвления. но! есть два важных момента: во-первых, мы реально медленные, и будет здорово, если ты в том же русле дрейфуешь с постами, за спидпостерами нам не угнаться никогда; во-вторых, нам важно, чтобы ты хотел, горел, нёс в ответ идеи/образ, потому что если нет, мы потухнем на раз-два, с пассивными игроками коннект не идёт от слова совсем. и да, тиль швайгер на внешности  — это красивый концепт; но если сильно захочешь кого-то другого, мы точно сговорчивые.
верим, любим, надеемся, ждём  — из души в душу, как говорится.

---

пример вашего поста (пост левый, не за башню)

i like when you get mad
i guess i'm pretty glad that you're alone
you said she's scared of me?



Если вы хоть раз были Оклахоме, вы, вероятно, слышали о них — Спасителях.
Если же нет, вы наверняка где-нибудь видели жёлтые метки, огромные кресты, которыми они помечают здание, прежде чем назвать его своей собственностью; одна такая метка значит здесь в разы больше, чем потрескавшаяся табличка с надписью «Бриджес Корпорейтед». Кроме того, вы могли заметить, проезжая Кантон, как стало тихо в границах штата. Ни людей, ни тварей, ничего живого и мёртвого — город будто замер во времени, после того взрыва в девяносто седьмом. Остались только метки, истории и одно единственное имя.

Знаете, если бы телевещание не оборвалось, этот парень, о котором здесь все говорят, мог бы стать завсегдатаем шоу «Доброе утро, Америка» — никакой политики, никакой старухи с идиотскими призывами о воссоединении, никаких песен Стива Гудмана. Да, к чёрту цензуру в прямом эфире — он бы запросто разложил перед вами все карты, вот так просто, чтобы отвести душу, чтобы очистить вашу совесть, чтобы у каждого в этом проебанном мире появился шанс на выживание.

Этот парень,  he saw some crazy shit.
Поверьте, ему точно есть, что вам рассказать.



откуда только берётся этот блядский дождь?
не важно, стоишь ли ты тут или прячешься где-то там — со временем, от него начинает неметь всё тело — всё дело в выплесках, в концентрации смолы, с каждым днём её всё больше в воздухе. за те семь месяцев, что мы прожили в этой дыре, металлическая крыша чистилища почернела и совсем рассохлась, последний этаж теперь завален рыхлым песком и осколками, пришлось даже послать майки немного разгрести это дерьмо, чтобы в одну сладкую ночку нас всех здесь не придавило, прямиком к тварям и тому свету.

тёплые деньки на исходе, а мы так и не нашли ни одного заброшенного бункера на всём холдтоне. ну и что дальше, dude? двигаться к колорадо? надеяться, что под шайенн уцелел хотя бы один военный комплекс? ха, бросьте, ни один идиот не поведет сотню людей через пустоши, кишащие тварями, бога ради, я не хочу сдохнуть раньше положенного, нет-нет, парни, моя собственная задница — всегда на первом месте, мы же здесь не секту альтруистов открыли, верно?

чёрт, это не смешно. вот только вчера я вышел на площадку, проверить, не сочкует ли с новой работёнкой толстяк джей — ну ты глянь, вечно он что-то жрёт на этих своих перекурах, как вдруг меня пробрало такой силой дрожью, что я едва не рухнул на месте — вниз, по ступенькам, как какой-то мешок с дерьмом. и это, мать твою, нихрена не похоже на томный приход от пакетиков с гранулированным порошком, меня как будто скрутило изнутри что-то неебически огромное, и эта тварь одним махом выдернула из меня и кости, и все кишки. помню, однажды я встретился лоб в лоб с синим хаммером на своей малышке; приборную панель расплющило в два счёта, и рулём мне придавило сразу шесть рёбер — так вот, эта хреновина была хуже раз в семь и испугала меня, нахрен, до смерти.

да-да, я знаю, чтобы отравиться мертвячей жижей, нужно, чтобы дохрена всего совпало: четыре вылазки в неделю, парочка новых гнёзд с тварями, как минимум один дерьмовый душ на чёрном болоте и просто дохуя какой невезучий день!

чтоб меня, неужели я так облажался?
(мир уже лет тридцать разваливается на части, и мы все здесь просто пытаемся выжить.)




Ниган в двух шагах от Мистера Сорвиголова.
Стоит ему распрямиться, и он будто на сцене — никакого подиума или зрителей, только вибрирующий воздух и скромный старина Ди.

Щетине на его лице, вероятно, дней пять — седая, ухоженная, с чёрными вкраплениями, она добавляет лицу сверху ещё лет десять. Челюсти ходят туда-сюда и вдруг замирают, пережёвывают сладкую резинку и растягиваются в улыбке снова. На чёрной футболке и холщовых штанах нет ни одного пятнышка, отвороты и круглые заклёпки на кожаной куртке едва поблескивают в отражении света фонарика. Волосы аккуратно зачёсаны назад, и судя по парфюмированному запаху — чем-то вроде геля или воска для укладки.

Здесь, в затхлой подземной камере, вместо помоста — крохотный участок бетонной плиты, вместо микрофона — бейсбольная бита, обмотанная колючей проволокой.

— С-э-м-м-и, — насмешливо чеканя буквы чужого имени, он медленно шагает вперёд и сгибается навстречу, будто ища глазами какой-нибудь опознавательный знак, навроде «продукт бриджес корпорейшн». — Знаешь, дружок, я видел многих из безумной шайки «старушки Стрэнд», но ты... Ты не очень то катишь на мальчика-посыльного. Да и твоё барахло, за исключением грузов, конечно — чёрт, оно же настолько дерьмовое, что я бы даже труп в него не стал заворачивать. Слушай, я понимаю, у нас тут назревает конец света и всё такое, но ты хотя бы мог найти себе оборудование поприличнее, раз уж решился исполнять гражданский долг перед обществом. Или на собственную шкуру тебе тоже наплевать, м?

Ди тихонько скрипит дверью камеры и коротко, почти неодобрительно, морщится. Наверное, в первые в жизни он искренне не понимает, для чего они здесь тратят своё время — картина прозрачна, незачем оттягивать момент.

Здесь, в этой подпольной яме с глиняной лепниной, наедине с парой-тройкой видов выживших насекомых, каждый человек делает свой осознанный выбор, и даже отказ от выбора — здесь, это тоже ахринительно важный выбор.

Ниган заразительно смеётся, пригибаясь всё ниже к полу; бита рывком упирается в мягкий земляной пол, цепляя шипами проволоки чужие брюки.

— Нет, Сэмми, мне не нужен курьер, но, видишь ли, мне нужна информация, которую ты, как курьер, запоминаешь наизусть, прежде чем щёлкнуть пальцем на терминале «принять заказ», понимаешь, да? — упираясь одной рукой в колено, он наконец присаживается на корточки — совсем близко, почти вплотную — и лениво шевелит смуглыми пальцами, выстукивая по деревянной рукоятке какую-то ритмичную мелодию из головы; его улыбка похожа на улыбку карточного шулера, только чуть более озверелая. — Гляди ка, я же сегодня в отличном настроении, даже готов с тобой ещё немного поболтать. Но, дорогуша, не слишком долго — не затягивай, я, знаешь, я терпеть не могу ждать... Ты же помнишь эти очереди на тридцать первое октября в Колумбус? Полдень, охранник испуганно отпирает замок на дверях и уносит из зала ноги — пуф, и сотни человек вталкиваются внутрь, хватают всё-всё подряд. Глядите, это же АЛДО за тридцать восемь долларов! — пуф, пуф, пуф, и тележка наполняется бесполезным барахлом: «ах, простите, на вашей кредитке недостаточно средств», сзади кричит старуха — «хэй, Гарольд, я нашла тебе массажёр для спины», и машет в воздухе вибростимулятором с двумя металлическими шариками в форме здоровенных яиц — ну, знаешь, из отдела секс-игрушек. Чёрт, ну что было за времечко, да? Безумная, сумасшедшая осень девяносто восьмого...

Сквозь темноту, под дребезжащим светом фонарика в чужих руках, начинает проступать оранжевая завязь — контур его вывернутой наизнанку улыбки.

Под чужими глазами скомканы припухлые круги давней усталости — тёмные на бледном, почти выбеленном лице. Липкие от духоты и сонливости.  Здесь, поверх заплесневелой от повышенной влажности земли, такое здоровое тело выглядит почти инородным. От него пахнет залежалой смолой, ржавчиной и попкорном.

— Я, знаешь, я терпеть не могу очереди и все эти толпы народу, — невзирая на мелкие попытки уйти от навязчивых прикосновений, Ниган будит нарочно хлопает по чужому плечу и мягко вдавливает под сухожилие несколько пальцев. — Ха, ладно, давай так, дружок.Ты расскажешь мне, как называется штука, которую ты забрал в терминале для доставки и назовёшь мне имя получателя, а я, в свою очередь, буду так гостеприимен, что накормлю тебя досыта и, кто знает, может даже вскоре отпущу восвояси, идёт? Ты вроде неплохой парень, Сэм, давай не будем ничего усложнять между нами,
— я и ты, уговор?

муха "макс"
✦slavic folklore✦

---

это не ласточки летают так низко
это меня поднимают вверх и похоже
на; смех.
макс.
почти одного роста со мной.
почти такой же, только жизни в тебе тьма беспросветная.
говоришь, что завтра будет экспозиция церковного искусства и пялишься на крестик у меня на груди.

ты серьезно?
ты серьезно.

я хочу запереть тебя в доме без окон.
темнота бы свила для тебя кокон. я бы оплёл тебя сам, ласково и почти безболезненно.
но ты говоришь, в три двадцать. и я киваю, заворожённый какой-то потусторонней человеческой силой.

с тебя пиво за опоздание.
и я смеюсь с этой наглости и думаю о том, что после музея мы точно пойдём выпить.

только вот что это будет, кровь или алкоголь. я ещё не решил.

от тебя тянет сигаретами.
но даже они не перебивают запах твоей кожи.

кровь.

я улыбаюсь тебе.

кровь.

я приглашаю тебя.

кровь.

я обещаю тебе.

---

тягучий русреал на костях славянского фольклора.
мне нужна муха. ты должен жужжать, понял меня.
иначе я тебя укушу и ты станешь одним из тех, кто лежит у меня на чердаке.
я об этой парочке пидрил давно думал, так что брать на неделю - это вот не сюда.
ты должен войти с ноги и сказать, что у тебя горит повсеместно, иначе ради чего я тут это все?
если у нас сложится, то тебе понравится.
и ты такой фу, какой кошмар, давай ещё.
а ещё я хочу пост в личку.
и элджея.
скажешь, что дохуя хочу?
да и что?
неси давай свою задницу, я нашепчу тебе дофига прекрасного и гадкого.
от тебя жду того же самого.

---

пример вашего поста

когда ты думаешь о страшном, страшное думает о тебе.
замечает как твое бархатное красное сердечко пытается просочиться через ребра.
красное на белом. вот, все штанишки выпачканы. мальчик уронил мороженое на шортики. и пеннивайз восторженно дрожит предвкушением под языком. там, где две синих венки сплетаются в змеиное жало.

как жаль, оооооооо как же жаль, билли, малыш, что это не ты.

еще один труп.
в городе без новостей эта новость самая громкая. хлопает как пакет с поп корном.
ХЛОП ХЛОП ХЛОП.

их большие напуганные глаза с паучьими прожилками. это не остановить — ведь кошмар имеет свойство повторяться. возвращаться.
снова.

и когда билли падает с велосипеда, лоснящийся невидимый язык окольцовывает его сладкое колено.
пеннивайз закатывает белесые глаза и заходится таким наслаждением, что планеты взрываются в его невидимом космосе.

БАМ
БАМ
БАМ

твоя боль, малыш, это мой завтрак, обед и ужин.
я схвачу тебя. я заточу тебя. я стисну до хруста.
я проникну в тебя. я стану тобой. я заменю тебе все сухожилия и артерии.
твои тонкие молодые вены будут течь мной.
течь во мне.
мы будем...
ЕДИНЫМ.

СНОВА.
СНОВА.

оно встречает билли в жаркий полдень июля. и небо сразу же набухает грозовой тучей. и детишки тревожно оборачиваются на ту сторону улицы, словно всматриваясь во что-то или кого-то. и каждый родитель в эту минуту думает о чем угодно, только не о своих малышах. это его тайна и его сила — делать так, чтобы они забывали. но билли не забывает. билли его маленькая рыбка, а крючок так плотно засел в губу, что дернешь чуть сильнее и кровь зальет весь ворот. все горло и кадык. такой славный гладкий маленький кадык. как кость от яблока. хочется вырвать его и зажать между зубов. носить на шее как украшение.

оно, больше похожее на какого-то там соседского парня в белой выглаженной рубашке и брюках с иголочки, держит подмышкой пару газет. тянет очки с носа и смотрит. смотрит так, как  никто никогда не смотрел на билли денбро и уже не будет. а туча все наползает, ровно как и волнение — червивое зловонное земляное. оно наполняет рот билли и пеннивайз улыбается своим тем, другим, почти симпатичным лицом.

— привет, малыш.

и билли знает, что нужно уносить ноги.
но ноги его — две стотонные балки вбитые в асфальт.
пеннивайз тянет носом его запах и закусывает губу, с трудом сдерживая свинячье восторженное подвизгивание.
эта их кожа. ровная. гладкая. тонкая у запястий и плотная на спине. эта их кожа...
как же она хороша.

— а не подскажешь, как пройти на уичет стрит. я вот тут газеты разношу.

и оно вздрагивает и демонстрирует билли те самые газеты с вырезками о пропавших детях и ликует и тянет его за крючок и трясется весь внутри от предвкушения.

— проводишь, будешь хорошим мальчиком?

и билли видит, как блестят его желтые глаза.
как туча нависает над ними и лопается и льется свежей кровью.
и плечи их становятся красными и пряными от железистого привкуса.
и оно тянет руку. цепляет его за запястье и сжимает длинные пальцы, нависая сверху.

— ну будь хорошим мальчиком,  билли. таким, как ты бы всегда

был...

kupava
✦ slavic folklore ✦

---

мани меня, когда ласкать захочешь,
гони и бей, коль ласка надоест.
без жалобы отстану, только взглядом
слезящимся скажу тебе, что я, мол,
приду опять, когда поманишь.

---

[indent] она нравится лёлику, как нравятся красивые шмотки и дорогие машины, как нравится удачный контракт с жирным гонораром, как нравятся перспективы успеха - как нравится в антикварной лавке, в которой лёлик никогда не был, старинная вещь. хочешь обладать ей, а зачем - сам не знаешь.
[indent] она красивая, косы тугие плетёт, там, в младшей школе ещё - когда лёлика приводят в музыкалку, а она там сияет самой яркой звездой, и голос её над миром льётся звонко, хрустально, будто бы сказочный. лёлик сам не понимает, зачем туда продолжает таскаться - потому что мать заставляет или ради неё.
[indent] потом забивает, конечно. потом забывает - и пути их расходятся.
[indent] лёликов путь лежит к гаражам, где они с васькой рвут струны гитар, купленных на авито, а её - куда-то вперёд, в консерваторию, что ли, или куда там хорошие талантливые девочки поступают потому что так надо.
спустя пару лет они встречаются на съёмках какого-то шоу, она его, даже, наверное, не узнаёт, а он её - сразу, мгновенно. и пишет новую сопливую песню, и воет её в микрофон, цепляясь за него, как стрипуха за шест цепляется, и ей отправляет проходку. ну вдруг придёт. мало ли. вдруг услышит.
[indent] потом ярик предлагает записать трек совместный - говорит, она популярная, говорит, это пойдёт на пользу его репутации.

- привет. - говорит он ей, впервые за несколько долгих лет, изменивших целую жизнь - жизни. от него несёт перегаром и он, кажется, будто даже смущается, теряясь на её фоне.

[indent] снеже это всё не понравится, конечно же. ну и пошла она нахуй, снежа эта, в конце концов, он и не обещал ей ничего.

---

[indent] если вы решите, что я ебанулся, вы окажетесь правы.
расклад у нас такой: есть лель и василиск, которые раньше играли в рок-группе, а потом лёлика уложили на рехаб, а васян отжал группу, переметнувшись к другому продюсеру. со снеженькой мы познакомились в клинике, а вы - я не знаю. может, подружки детства, может, ещё что-нибудь. я не придумал для купавы имени. может, купава - это псевдоним? может, имя даже. ну мало ли. называю её павой, но ни на чём не настаиваю, кроме марины демещенко на внешности (ну глянь, как они красиво с анечкой михеевой диссонируют!).
я не обещаю тебе большой и светлой, эта история вообще не об этом, но в эпиграф я вывел страдания купавы по лелю из островкого, так что пойдём играть подростковые драмы, пойдём в тик-ток хаус или дом-2 какой-нибудь, я не знаю, пойдём неосознанно (или осознанно?) соперничать со снежей, а?
[indent] будет красиво, разъёбно и драматично.
можем в навь прогуляться, можем по тому же островскому пройтись, я даже попытаюсь посты писать приличные на старославянский манер!
важно: будь, пожалуйста, контактной, будь готова к уебанским шуткам и всратым идеям, будь готова к тому, что я буду плотно взаимодействовать с яриком, васенькой, мизгирём, снежей, вот с этой вот тусовкой, и было бы здорово, если бы у тебя тоже было желание развивать своего персонажа в отрыве от меня. у нас классные ребята в касте, потому мы очень ждём не менее классную тебя!
ещё важно: я старый старик с работами, реальными жизнями и вот этим вот всем, и я вряд ли смогу быть на связи 24/7, я не буду психологом и лучшей подружкой, но я всегда открыт к лёгкому вайбовому общению вне форума, и очень хочу, чтобы мы нашли этот самый общий вайб - думаю, без него будет сложно.
ещё очень важно: я могу писать быстро, а могу - очень медленно. могу тормозить и провисать. я никогда не тыкаю людей с вопросами "ГДЕ ПОСТ ПОСТ НЕСИ ПОСТ", и очень-очень-очень-очень жду от тебя того же. в конце концов, игра должна приносить удовольствие, правда?
[indent] в общем. приходи, приноси сразу пример своего поста в лс, очень жду и люблю заранее сильно

---

пример вашего поста (от лёлика пока нет, но что есть - то есть)

широкая-широкая пасть кутха раззевается прямо перед его лицом, точеным, остроскулым, нервно-нездоровым - он не верит в богов и не верит богам, и пока эти двое машут здоровенными мечами (и это, увы, даже не пошлая метафора), он вглядывается в пустые глазницы хтонической дряни и думает о том, как же ошибается классическая психотерапия, психиатрия и все эти мозгоправы с их уколами, клизмами, чопорными речами, приторными, смердящими пережитками прошлого, наставлениями и науськиваниями (что вы видите в этой кляксе, сергей, выберите одну карту, сергей, нарисуйте ████ дом... де█ево..██че████к.████ - реальность вокруг шипит, расползаясь, и деконструируется - птица не моргает, птица настороженно, слизывая кровь с лица острым кончиком языка, вглядывается в бездну), как ошибаются они все, называя его сумасшедшим - сумасшествие разворачивается прямо здесь, перед ним, перед самой его сутью: игорь в белом, красиво-чужой, с этими огромными крыльями за его спиной. тебе всё это снится, закрой глаза, слышишь, как звонко смеётся юленька - очаровательная и живая; протяни руку - тёплая, не такая, какой ты её запомнил, когда всё кругом - точно малиновое варенье, яркое, вязкое, такое, от которого не отмоешься, и тело её бледно-ледяное в твоих руках, и закрытый гроб на похоронах, на которых ты не был, забывай-забывай, игорь, пусть глаза твои мерцают звёздным светом, пусть руки твои наполнятся силой, пусть дыхание твоё обжигает - слишком близко, так, как тебе всегда нравилось (ещё ближе?): даже тогда ты не смог меня убить, помнишь, игорь? это - главное, единственное и неизменное. та ошибка, которую ты повторяешь снова и снова, потому что, - хватит ломаться, признай уже? - потому что тебе всё это нравится.
[indent] а всё остальное не так уж и важно.

черепная коробка оказывается слишком тесной для них двоих, и разумовский бьётся о ее края, точно рыба о края крохотной кружки, в которую ее засунули и забыли, а воды с каждым днём становится меньше; раскрывает беззвучно рот, чтобы в очередной раз захлебнуться собственными // чужими мыслями, которым он не доверяет. этот шум - этот шум преследует его всегда, везде, постоянно (готов поклясться - с рождения), этот шум становится громче, когда он, забываясь, теряясь, теряя контроль, позволяет ему отобрать тело: этот шум - голоса жизни, проходящей мимо него, - раздражает, и он сжимает голову руками, давит на виски ладонями со всей силы, но он не затыкается - они не затыкаются; не затыкаются, пока не взорвутся разноцветными фантиками, пока не разлетятся крассочным конфетти: ошмётками плоти (руки его в чужой крови, лицо его в чужой крови, одежда, стены мрачной камеры: всё-всё-всё и все-все-все, там и здесь, тогда и сейчас) (ПЯТНО НА ПОЛУ СТАНОВИТСЯ БОЛЬШЕ) (ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ) (ПТИЦА СМЕЁТСЯ И ЭТО РАЗУМОВСКИЙ ОТЧЁТЛИВО СЛЫШИТ)

[indent] (это его пугает)

хазин смотрит на него до одури щенячьим взглядом - таким, каким смотрел на него всегда; таким, который птица ненавидит настолько сильно, что дурно становится: он даже с  о л е г о м  готов был смириться, но этот? раздражает - раздражает от носков лакированых туфель (нахера ты обулся?) до зализанной макушки: плетётся за ним, ещё бы в ноги упал; ты знаешь, насколько ты жалкий, петенька?

- заткнись, - выплёвывает он, не думая и не сдерживаясь; обжигает внутенности вторым (третьим?) бокалом виски, не морщится (наверняка их серёжа бы скорчился); игорю срывает чеку: игорь меняется так, точно это он здесь главный безумец, точно это он, а не разумовский, вместил в себя и богов, и шизофрению, и диссоциативное, и всё, что ему ставили когда-либо - всё это сразу; игорю ве-се-ло, и веселье его заражающее, и веселье его болезненное, и глаза его больше не мерцают звездно - в его глазах омут отчаяния, страха и боли: именно таким я и мечтал тебя увидеть, гром.

[indent] не останавливайся.

- как же ты меня раздражаешь, - говорит птица, и все они знают, к кому он обращается (двое из четырех: угадай, кто!), и все они знают, что он обращается точно не к игорю, пусть и следит за ним неотрывно: хазин для птицы - слепая зона, в которой нет ни-че-го, пустота, белый шум и двадцать пятый кадр, который не замечаешь, даже если отчаянно попытаешься это сделать; он мотает головой, стряхивая отросшие волосы с глаз, - он бы никогда не пришёл к тебе, петенька, - выводит, вырисовывет имя как тысячу раз до - и совершенно иначе; выплёвывает с таким презрением, будто это имя вообще недостойно быть произнесённым и названным, недостойно существовать, как и его носитель, - потому что ты никогда не был ему нужен. неужели ты до сих пор этого не понял?

- извини, - говорит птица, переключаясь: смотрит, не моргая, лисьи щурится, отмечая детали, складывая кривую мозаику, где центральной фигурой - он один, только он, всегда был он: для каждого из них, разве это не смешно, а, серёжа? жаль, что ты этого не видишь - жаль, что ты никогда не видел ничего из того, что успевал видеть я, - не знал, что иду на праздник. - тело расслабленно начинает расползаться по стулу, будто тысячи маленьких сороконожек - влево, вправо, вверх и вниз, - пальцы покалывает от лёгкого-лёгкого опьянения (так, значит, вот, что ты всегда ощущаешь, серёжа?) - он подпирает рукой щёку и следит за громом, улыбаясь почти интимно, так, будто в комнате нет никого, кроме них: нет ни самого разумовского, ни хазина, ни их общей истории - их историй, своих - у каждого, с каждым. - но я... - птица тянется лениво, нарочито-медленно растягивает слова, расставляет ненужные паузы, - я могу сделать тебе другой подарок, игорь. - и смотрит ему в глаза долго-долго, пристально, прежде чем продолжить, улыбаясь ещё шире // переводит взгляд на хазина, будто впервые за весь вечер глядит на него по-настоящему, останавливаясь на нём, - юля жива.

[indent] сюрприз-сюрприз, игорь.
[indent] сюрприз-сюрприз, петенька.

[indent] сюрприз.

oleg volkov
✦ bubble ✦

---

♫ элли на маковом поле - любовь моя;
когда тебе четырнадцать, а в груди прорастает цветок, имени которому нет (имени которого ты не знаешь и знать не хочешь, потому что если вдруг назовёшь - всё станет взаправду, всё станет настоящим, сложным и страшным), разрывая тонкую кожу острым, колючим и злым, всё кажется концом света: и то, как олег улыбается, когда мальчишки зовут его на футбол, а он остаётся рядом с тобой, и улыбка его, кажется, отдаёт усталостью («не надо со мной носиться, ну в самом деле, олег, иди, если хочешь - всё в порядке, завтра контрольная, я лучше подготовлюсь, а ты отвлекаешь»), и то, как он сонно клюёт носом, когда ты будишь его совсем рано, потому что роса красиво осела на землю перед самым рассветом и «посмотри, я давно хотел это зарисовать, я думал, пастелью получится чётче... ты спишь, да?», и то, как он смотрит на красивую девочку, выступающую на сцене в честь какого-то там праздника с какой-то там песней: глядит завороженно, так, будто она - самое восхитительное, что он видел в своей жизни, а ты, краснеющий рядом от обиды и злости на себя самого, натягиваешь на ладони рукава бадлона, пряча нервно обкусанные ногти, чтоб он не видел (он всё равно слишком занят).

когде тебе шестнадцать, а под рёбрами противно ноет едкая зависть, расползаясь по телу смоляной обидой и слепой ревностью ко всему миру, всё вокруг кажется армагеддоном: и то, как ты учишься молчать рядом с ним, и терпеть, потому что «сколько можно ныть как девчонка», потому что «разум опять замечтался», потому что «искусство для пидорасов», змеящееся по парте алым, и руки потом горят после порошка, которым тебя заставили это всё отмывать, потому что олег снова с кем-то подрался, потому что тебе стыдно быть - стыдно оставаться таким, стыдно смотреть на него так, стыдно думать о нём так, стыдно вспыхивать, когда он случайно касается ладонью твоей руки, и ты думаешь о том, что однажды всё это закончится: детский дом, юность и бесконечное лето, и от вас не останется ничего, кроме шрамов на ладонях подарком, и олег, наверное, скоро поймёт, что с тобой лучше не иметь никакого дела (врёшь, знаешь, что он тебя не оставит), и олег, наверное, скоро уйдет - все всегда уходили, все постоянно уходят.

когда тебе девятнадцать, ты кажешься сам себе старше, умнее, мудрей; ты привыкаешь к лживому "вы ведь как братья", ты веришь ему, как всегда верил, и думаешь, что, может быть, это действительно навсегда - он остаётся с тобой, он будет рядом и никогда-никогда не предаст, не исчезнет, не оставит тебя одного; ты долго-долго рассматриваешь его лицо, пока он спит на старом диване, и делаешь несколько привычных набросков в альбоме, и всё это - жужжащая муха под потолком, холодное северное солнце, заглядывающее в окно, дребезжащая лампа в старой комнате, он, его скулы, ключицы, его шрам над бровью (хочется к нему прикоснуться - и от этой мысли становится страшно), созвездие родинок на смуглой шее (знаешь их наизусть) - всё это перестаёт казаться концом света, и ты, наконец, думаешь, что нашёл свой дом.

[indent] это он.

[indent] так проходит шесть лет. шесть лет, прежде чем всё изменится.

[indent] наш город болен - говорит чумной доктор - и лоб разумовского покрывается испариной, когда он пересматривает трансляцию, прокручивает её от начала и до конца в очередной раз. снова и снова. и снова. он видит, как гибнут люди, и пугается сам себя, потому что где-то на подкорке пульсирует мысль о том, что он с чумным доктором абсолютно согласен. олег глядит на него из-под маски долго, олег молчит так выразительно, что молчание его громче всякого крика - сергей знает, что олег всегда прав, олег никогда не лжёт, олег никогда не ошибается, и если он так поступил, если он на это пошёл - иначе и быть не могло. значит, так было действительно нужно.
только от мыслей об этом серёже не становится легче.

- пожалуйста, - он цепляется за лацканы пиджака олега, жалко стоит на коленях, тянет руки к нему, в надежде, что олег его наконец-то услышит, - пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, олег, остановись. мне страшно, олег, пожалуйста, хватит. пожалуйста, хватит. - олег остаётся нем, остаётся глух, остаётся слеп, и серёжа понимает, что это всё - взрывы, убийства, резня и кровь, бегущая по проспектам рекой - лишь начало.

- клянусь, - руки серёжи потряхивает мелкой дрожью, когда майор, улыбающийся и расслабленный - майор гром, его друг и спаситель - кидает перед ним папку с делом, отчего-то больше ему не улыбаясь. - это не я, чумной доктор - не я, это... олег! - и кивает в сторону волкова, тенью стоящего за спиной грома. игорь отчего-то олега не видит.

олега никто не видит - олег погиб в сирии год назад; сергей закрывает глаза - дни после детского дома проносятся каруселью, причудливой вереницей, в каждом из которых олег всегда рядом с ним, олег всегда здесь, настоящий, теплый, живой - принадлежащий только ему. дни после детского дома проносятся каруселью, причудливой вереницей, а потом вмиг осыпаются пеплом - теряют все краски. серёжа идет учиться - олег, завалив все вступительные, уезжает в чечню, оттуда - уже по контракту. дальше и дальше, так далеко, пока совсем не теряется. больше ему не звонит, больше не отвечает на письма.
тела его не находят.

[indent] в осколках битого зеркала - там, где раньше стоял олег - отражается разумовский, и лицо его улыбается злым, хищным, птичьим оскалом, пока весь мир вокруг сгорает, сгорает, сгорает.

---

[indent] привет, олег. мне было сложно писать эту заявку, потому что это как пластырь от раны отдирать - больно, пиздец! (не как пять пуль, конечно, но тоже такое себе!) потому я просто взял кусок своего поста, добавил к нему кусок своей анкеты, и вот он - текст, который ты прочёл выше. в целом, я мог принести сюда любой свой пост, любой свой текст от серёги, потому что ни одного из них нет, в котором бы олега не было вообще. потому что олег - его олег - это всё.
[indent] в общем, расклад такой: мы здесь очень сильно всрались, мы играем постканон, кроссовер с "текстом", "топями", "триггером", прочими руфд, и выясняем сложные мужские отношения с петенькой хазиным (ты, я, гром - все, ага), потому что петенька был здесь и живым, пока олег был в сирии и, ну, мёртвым. такие дела. поболтаем об этом в личечке, если решишь, что тебе оно нужно.
в моей реальности серёга и олег - переплетение фильмов и комиксов. игра была, кровавая, красивая и в венеции. потом была италия, потом была мексика - наша мексика, наша италия, только наше время перед возвращением в питер. захочешь поищем леру. не захочешь - не будем, вместе решим. 
[indent] главное: будь.

заявка эта больная, как их отношения, но кто из нас вообще тут здоровый, эй?
залетай в лс с постом сразу, потому что мне очень важно сойтись по вайбам, важно сойтись по стилю, важно сойтись в общении - мы с петей по этой заявке идём два по цене одного, но я немножечко больше, конечно, так что будь готов к коммуникации и взаимодействию вне игры. я люблю кидаться тупыми мемами и шутейками, иногда - плейлистами, иногда быть серьёзным, иногда не очень. я скорее неспешный игрок (то есть, конечно, бывают приступы гиперактивности, когда посты пишутся ежедневно, но чаще всего это зависит от всяких там работ и всякой там реальной жизни), но при этом стабильный. от тебя прошу того же: будь на связи, не пропадай, даже если вотпрямщас на игру не стоит, но всё ещё не перегорело - говори, я умею ждать. я никогда не тыкаю (если только в шутку - я так флиртую!) вот этим вот ГДЕ ПОСТ КОГДА ПОСТ, и буду благодарен, если ты тоже не будешь так делать (если только в шутку и ты так флиртуешь))0). да, игрок на этой роли уже был, наиграно было действительно много, и я надеюсь, что это тебя не испугает - у олега с серёгой столько всего во что мы можем упасть, ну правда. ты, кстати, читал комиксы? а новый, выходящий, который "дорога в никуда"? если не читал его конкретно или вообще не - не беда, главное, попади в нужный образ, а комиксами и отрывками я сам тебя закидаю, сам всё расскажу, если потребуется.
я пишу от трёх до шести тыщ символов, иногда больше, иногда меньше. я очень редко играю нц ради нц (вообще никогда, кажется, не), и отдаю предпочтение емоциям и вот этому вот всему. я пишу лапслоком, я могу ставить тройку, могу не ставить. я люблю выделять текст курсивом и (иногда) цветом, и очень советую почитать пример поста, чтобы понимать для себя, сойдёмся мы или нет.
я мог бы ещё много сказать, но лучше скажу это лично - приходи и оставайся. ♥

[indent] p.s. дима чеботарёв на внешности - да!

---

пример вашего поста

ирония поглотила весь город и стала символом интеллекта,
я говорю: "иди домой, <...>", я мертвого тела искренности инспектор.
аккуратно работаю с ножевыми и сквозным огнестрелом,
мне так трудно доставать эти ярко-зеленые пули из его тела.
сильные с дьявольским смехом сверху поливают меня водой.
мне вас не поймать, да и не буду за вами гнаться,
максимум, пару раз крикну: "скотина, стой",
да начну сам под нос себе ругаться

[indent] утопить? может, сжечь лучше?

[indent] (так привычней, серёг)

[indent] или вообще огнестрел? ну, знаешь, шестой он мог бы и не пережить, а этот и с единственной не справится - если знать, куда бить.
[indent] теперь-то ты знаешь.

[indent] всё ещё рад, что вы с олегом разъехались? да, конечно же, временно. глянь, как ему весело стало сразу: вспомни, когда он в последний раз с тобой так веселился, когда был таким непосредственным, не натянуто-усталым, а таким - живым. живым настолько, что лучше бы мёртвым.

[indent] (ЗАТКНИСЬ)

разумовский прикрывает глаза - этот голос будто настигает его приступом нескончаемо-нетерпимой мигрени, приходит резко и неожиданно, в глазах почти что темнеет. 

- заткнись. - шипит он змеино - теперь вслух, теперь не ему, теперь олегу, отчего-то резко превратившемуся из его олега в карикатурно-жалкого, какого-то слабого и нелепого. и слов не находится.

и слов не находится, потому что разумовский не может идентифицировать собственное ощущение: раздражение (ревность?), обида (ревность?), злость (ревность?), ярость (ревность?) - нет, всё не то. что-то другое пробирает тело его до костей, что-то другое заставляет его развернуться - не сорваться, устроив скандал, для чего это? разве сейчас это вызовет у них что-то помимо смеха и мазохистского удовольствия? ведь именно им они упиваются вместе уже целый день - иного не может быть, общего в них меньше, чем у караваджо и пикассо, чем у моцарта и рэпера хаски, чем у ... красочные метафоры не подбираются - вместо этого подбирается противный смех к горлу. над иронией всей сложившейся ситуации. над самонадеянно-заплетающимся голосом хазина, над тем, как блестят их глаза, пьяные, расфокусировано-мутные.

разумовский думает о том, что впервые видит олега настолько настоящим, простым, человечным: может, если бы меня не было рядом, ты был бы таким всегда? был бы счастливым, весёлым. независимым.

[indent] от этого подозрения противно становится.

от этого подозрения - а ещё от того, как хазин к нему льнёт (смотри, к нему, не к тебе)(с громом то же самое было, да?)(думаешь, ему, ну, совсем всё равно, с кем?)(думаешь, у них что-то было?), как цепляется за плечо волкова, обращаясь к нему, и с губ его это "олеж" звучит настолько интимно, насколько друг к другу могут обращаться лишь любовники и собутыльники. со вторым, разумеется, всё очевидно. а первое?

хочется оставить их валяться здесь, на этой набережной, пока их не подберёт патруль - и потом, и после. пусть папочка петеньки вас вытаскивает. ни пальцем не пошевелю, клянусь - думает разумовский, понимая, что не сможет с ним так поступить. только не с ним.

[indent] (если его заберут - обратно ты его не получишь)

- поднимайся. - голос сквозит холодом арктики, режет тупым ножом по стеклу, звучит каркающе, угрожающе, так, будто волкову напротив лучше бы оставаться на месте - кто знает, что с ним случится, если он пойдёт с разумовским. - вставай давай, дома поговорим. - тянет ему руку, сознательно игнорируя того, другого; если вы увидите, что два человека тонут, кого из них вы спасёте?

[indent] рука его остаётся пуста.

рука его остаётся пуста, потому что второй утопающий, отключаясь, обмякает, стекая на плечи олега, становится каким-то таким крохотным и потерянным, что разумовский почти начинает чувствовать вину. едва ли не впервые - в его отношении.

выругавшись, он закатывает глаза - вызывает такси, пока волков баюкает хазина (картина больного художника-сюрреалиста, честное слово).

- поедем ко мне. - почти командует он; губы кривятся пренебрежительно, пока бессознательное тело погружается на заднее сиденье (хотелось, конечно, в багажник)(может быть, по частям, по классике петербургского жанра).

[indent] домой они едут молча.

Lucifer Lightbringer
✦ marvel ✦

---

"Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы"

Сын.

Давно ты не слышал эти слова в свой адрес. В последний раз припоминая обращение это, когда вернулся с великой войны. Где ангелов орава стояла позади тебя. А древо знаний ещё не проросло в садах Эдема. Твои белоснежные крылья всё также ярко сияли, не позволяя даже яркому солнцу затмить этот свет. Я был рад твоему возвращению, горд тому как ты вёл войска небесное за собой. В битву с врагом, крича моё имя ему в лицо. Движимый не гордыней, не страхом, а любовью к своему отцу. К создателю. Не зря ходили слухи, что ты был моим любимчиком. Пусть это и не так, все вы равны для меня. Но врать не буду, надежды возлагал на тебя я большие. Возможно, даже слишком много.

Хелель.

Мой прекрасный мальчик. Война изменила тебя. Вытащила всё плохое наружу. Заставила твой свет любви наполнится гордыней. Завистью. Самомнением. Решив, что трон Небес подходит для тебя. Расправляя свои крылья, перья которых покрылись сажей да кровью врагов. Навсегда утратив ту яркость и белоснежность, что была когда-то. И собирая ангелов подле себя, верных солдат что решили пойти за тобой. Даже не понимая, насколько безумна была твоя идея. Мысль, что поселилась в голове. Порока древо, что выросло из семени самомнения, подпитываемая эго твоим. С пылающим мечом, верхом на красном драконе. Ты снёс золотые ворота Серебряного города. Надеясь проткнуть меня лезвием небесного огня. Навсегда оборвать мою жизнь.

Люцифер.

Возможно, это моя вина. Скорее всего. Твоё падение, развращение. Вся та боль и ярость, ненависть пришедшая на смену любви. Я никогда не перестану винить себя за это. Возможно, мне стоило лучше смотреть за тобой. Видя ту скверну, которую подцепил ты на войне с врагом. Что крепла внутри тебя, вытаскивая наружу не самые лучшие твои черты. Превращая в того, с кем когда-то нам приходилось бороться. Мне жаль, что я был вынужден тебя изгнать. Запереть в Аду, как какого-то зверя. Оставив сидеть в клетке, в одиночестве. Позволяя твоему гневу расти. Наполняясь жаждой мести ко мне. Может, стоило поговорить. Найти способ лучше заключения в Ад. Но его не было. Или же я попросту не видел его. Прости меня сынок, я этого не хотел.

---

Рано или поздно, а я должен был дойти до этой заявки. И вот я здесь. Касаемо Люцифера, ангелов и демонов, богов и прочих вещей в контексте вселенной марвел я поясню. Там вроде бы и чёрт ногу сломит да бог шею свернёт. Но если рассматривать всё под градусом нужным да через призму луковицы, то в принципе понять легко. Буду первым батей, который попытается наладить отношения с сыном. Да, низверг в Ад. Да, посадил в клетку там. Посреди котлов да жаровни. Вынуждая раз за разом манипулировать смертными, чтобы они тебя освободили. Но а кто не без греха? Даже Бог ошибается. но я вам об этом не говорил В общем, безумно жду своего горделивого сынишку. Отыграть один-другой неспешный эпизодик. Обсудить взаимоотношения отцов и детей. Возможно, сказать что был не совсем прав в воспитании. Пишу от 5к и выше, 1-2 поста в неделю-полторы. Но может и в две. Реал такой реал. Требований к вам не много, а если бить фактами: не пропадать без предупреждения, разговаривать если что-то не устраивает/не идёт и не только ради игры со мной приходить. Люблю когда персонажа развивают, идут своими тропами, строят сюжеты. Богоугодно. Одобрено. Внешность на ваш вкус и цвет, главное не Эллис. Да, любовь к папе сильна, но не настолько. А и мне тут подсказали, что такое может произойти. Так что уточню, заявка на семейные без стиралки и категорий на ПХ взаимоотношения. Я вам отец, а не папочка.

---

пример вашего поста

[indent]  Мироздание.

[indent]  Яхве привычно щёлкает зажигалкой, наблюдая за тем, как танцующий огонёк пожирает табачное изделие. Вдыхая горький табачный запах, перебивая всю ту плеяду ароматов окружающие его. В начале всего, Яхве не думал, что появится так много запахов. Создавая небо, океаны да землю. Всё тогда было иначе. Молодое, готовая к тысячелетием своего существования. До появления людей, которые должны были придать смысл этому миру. Сделать его интересней. — А вместо этого, они запустили ядерные ракеты друг в друга. И очень много машин. Невероятное множество машин. Не сказать, что создатель всего и вся, была негативно настроен к транспорту. В конце-концов, это прекрасно место для сна. Если, конечно, водитель не извращенец или маньяк какой-то.

[indent]  Вздох срывается с губ Яхве, перед тем, как зубы вновь зажмут сигарету. Его старые глаза устремляются в сторону одной парочки, которые слишком громко выясняли свои взаимоотношения. Затяжка, пускающая никотин по венам молодого тела. То, что дарует людям в такие моменты некое подобие спокойности. Иллюзию, что нервы на цепи и всё хорошо. Лживую веру в то, что всё под полным контролем. — Люди. Громкие. Глуповатые. Но всё ещё прекрасные. Яхве никогда не разочаровывался в своих творениях. Пусть и не всегда ими восторгался. В конце-концов, они были созданы для наполнения Земли. Часть аттракциона для бессмертных существ. — Ад стал прекрасным курортным местом для старых богов. И всё же, порой Яхве удивлялся, как же их много стало. Начиная с Адама и Евы, опуская Лилит и её сестёр. Тех вздорных девчонок, которые дерзили воле своего создателя. — Люди. Плодящиеся и размножающиеся. Мне даже пришлось придумать Смерть для такого, иначе всё стало бы совсем плохо. Вдох. Сколько бы не бродил создатель по планете, сколько бы не видел порой ужасных и порочащих его самого, личностей. Люди всё ещё были носителями статуса "идеальное творение". Пусть и со своими шероховатостями, не все грани были гладкие. Но способные стать совершенными.

[indent]  Одним из таких творений были мутанты. Люди с геном икс. Существа с невероятными силами, которые выходят за грань человеческих способностей. Будто бы сошедшие со страниц древних мифов и легенд. Они были созданы Яхве также, как и люди. По образу да подобию. С частичкой искры силы. Крохотной частью, которая разлетелась по миру благодаря плодовитости людской. Принимая неожиданные обороты. Вынуждая последних пресмыкаться, прятаться, пребывая в роли добычи, жертвы. И если раньше они успешно сидели ниже травы, тише воды. А остальной мир людей не знал об их существовании. То в последние десятки лет всё изменилось. Создатель же наблюдал, тихо, едва вмешиваясь. Не трогая маршрут ни тех, ни других своих творений. Позволяя им совершать собственные ошибки да строить свои дороги. Поворачивая не туда, возвращаясь к истокам, намечая новые пункты назначения. В конце-концов, для этого им и подарили свободу воли. Способность самим выбирать, к чему идти и что желать. Покуда роль Бога остаётся быть наблюдателем. Не вмешивающимся. Не показывающим свой лик. Не нарушая чужие дороги.

[indent]  Страх.

[indent]  Всему виной служил страх. За свою жизнь, за право быть венцом фауны голубой планетки, за свою свободу и безопасность. Вот почему люди атаковали мутантов, своих собратьев, пытая сородичей. Они боялись пасть с некоего Олимпа, совершенно не думая о том, что можно жить в мире. — Всё циклично. Мир цикличен. Мои творения вновь сражаются друг с другом. Когда я создавал мироздание, внося свою лепту. Не предвидел, что цикличность приведёт к этому. Выдох. Ях предполагал, что так могло бы быть. Должно было случиться. Но не смог предугадать, что затянется на долгие и долгие годы. Растягивая противостояние на века. — С другой стороны, этого и от людей ожидаешь. У них нет вечности впереди и все свои разборки они стараются вписать в историю. Чтобы в будущем никто не мог забыть имён тех, кто решил вписать себя в вечность. Последняя затяжка перед тем, как окурок падает на землю. И носок туфли вдавливает его в землю. Ях много раз думал завязать с курением, не совсем понимая, зачем выкуривает почти под восемь пачек в день. Но тот круговорот новых запахов каждый раз даёт прям кроссом в щёку. Вынуждая вновь потянуться к заветной сигарете.

[indent]  Пути Господни неисповедимы. Так любят говорить служители веры. Приводя в пример цитаты из священного писания. К которым сам Яхве относится с толикой презрения. Сколько бы он не беседовал с пророками да слышащими его. Они так или иначе, не могли понять все его слова да замыслы которые он пытался до них донести. Со смехом, гневом порой да отвращением читая ту или иную святую книжку. Повторяя, что такого он не говорил, имел ввиду другое и подобные комментарии. Видимо, неспособность понять людей волю своего создания и вынудило их придумать данную цитату. Показывая их некую глупость в вопросе знания собственного пути. — И сколько бы я не объяснял, всё равно поймут не так. И это в лучшем случаи. Пусть и объяснения были редки. Порой сказаны слишком уж замудренно. Всё же политика невмешательства была у Яхве в приоритете. Но они всё же были и давали ответы на вопросы человеческие. Жаль, что ответ им было понять невдомёк.

[indent]  Он неспеша спускается вниз, оглядываясь по сторонам. Некогда наполненное жизнью место, сейчас пребывает в ужасном состоянии. Заброшенное, покинутое, забытое. То, что могло стать ключом к спасению жизни людской, стало ещё одним пунктом неудачи на дороге прогресса. — Но они всё ещё продолжают пытаться. Изумительно. Людская настойчивость поражает. Он видел множество божеств, которые бросали всё на полпути. Не желая признавать свои неудачи. Обзывая идеи пустой тратой времени. Отбрасывая всё прочь. Ангелы и демоны поступали также. Но не люди. Человечество всегда следует вперёд, сколько бы неудач не встретилось им по пути. Удивительно. Невероятно. И вызывает восхищение.

[indent]  Яхве останавливается возле одной из криокамер. Совершенной в своё время. Служащей скорее хранилищем, нежели могилой для определённой личности. — А вот и спящая красавица. Улыбка едва появляется на лице Яхве. А взгляд устремлён в сторону девушки. Его пути неисповедимы, это правда. Но вот траекторию до финальной черты он способен отследить. И будет очень и очень жаль, если мисс Фрост пролежит всё это время в своей криокамере. Забытая всеми и вся. — Пора просыпаться. — произносит Ях, открывая криокамеру. Божественное вмешательство куда легче ему, нежели разбирательство во всех этих кнопках да рычагах. — С пробуждением Эмма. Выспалась?